Нечистая сила - Страница 178

К оглавлению

178

– Я знаю, Григория не любят. Где ложь, где правда?

Саблин, опытный арбитр в семейных делах Романовых, нашел в себе смелость подтвердить правоту доклада Джунковского:

– Государь, Григорий Ефимыч у «Яра» превзошел сам себя …

Императрица пожелала видеть Саблина, и, сочно поцеловав его в губы, она врезала ему оскорбительную пощечину.

– Дурачок, что ты там наболтал моему дураку?

Вечером Саблину влетело еще и от Мануса.

– Вы сделали большую глупость, – сказал капиталист. – Как можно отзываться о Распутине дурственно, если…

– А ну вас всех к черту! – вспылил офицер «Штандарта».

Опираясь на костыли, притащилась Вырубова.

– Ты подумай, Аня, – расплакалась царица, – опять целый воз грязи навезли к нашему порогу. Конечно, кто спорит, у «Яра» и бабы были, не без этого, но… при чем же здесь Григорий?

– Это была нечистая сила, – заверила ее Вырубова.

– Конечно! Любой другой, попади он к «Яру», не ушел бы оттуда живым, и только божественный промысел помог Григорию спастись… Я даже знаю, кто подстроил ему эту ловушку!

– Кто? – оживилась Вырубова, гремя костылями.

– Московский градоначальник Адрианов.

– Ах, так? Ну, он у нас еще попрыгает. Он еще у нас попляшет. Аксельбант свиты царской ему теперь лишь во сне приснится.

* * *

Петербург в это время был потрясен страшным взрывом на Пороховых, так что даже в Царском Селе вздрогнул дворец; санитары долго собирали обезображенные трупы; Алиса рассылала семьям погибших рабочих иконки. Затем 9 мая взорвался эшелон с боеприпасами в Гатчине, причем разнесло все дачи возле путей, и тут вспомнили, что эшелон несколько раз загорался еще в столице – перед отправкой. Наконец, громыхнул третий взрыв – на Охтенском заводе, опять кровь и жертвы… Все понимали, что немецкая агентура творит в Питере что хочет. Распутин дал царице совет: «Скажи папе, чтобы газеты не ругали немцев за эти взрывы. Война столько зла принесла, так на што это зло усиливать? Ну, рвануло. Ну, отскочить не успеешь. Ну, сдохли. Ну и бог с ними…» Он подарил царице икону с колокольчиком: «Коль дурной человек явится, сразу звон услыхаешь». А царю он подарил палку, купленную на Афоне: «Носи! Эту дубину я благословил…»

5. Открытые семафоры

Немцы, немцы, немцы – они так обжили государственное правление, что высшая власть казалась уже немыслимой без приставки «фон-цур». Знаю, что средь обладателей немецких фамилий были светлые одаренные личности, любившие Россию не меньше русских, которых порою даже угнетало их немецкое происхождение, тянувшееся от предков, выехавших на Русь с незапамятных времен. Но была и мутная накипь, гнилая мякина, от которой не знали как избавиться… Что долго говорить! Вот, пожалуйста: министр императорского двора граф Фредерикс! От слабоумия путал окна с дверями. Однажды он уже сделал шаг… в окно (успели перехватить за фалды мундира). А недавно он опять отличился. Подошел к самому императору и свысока потрепал его по плечу, спрашивая:

– А тебя тоже пригласили к столу царскому?..

Николай II в этом случае показал себя либералом:

– Куда ж мне его деть, дурака? Он так предан мне…

* * *

Никто в Думе не ожидал, что Хвостов распечатает свои уста, но лидер правых заставил всех невольно вздрогнуть:

– Народ ропщет: «Сами продались и нас продали!» Я говорю о немецком засилье в стране, о германском шпионаже в России… Доколе же? – Хвостов не был голословен и бил точно по цели – по немецким банкам, по промышленным синдикатам, в тени которых затаилось мурло германских капиталистов. Основной удар он обрушил на электротехническую промышленность, издавна бывшую в подчинении немецкого капитала: «Сименс и Шуккерт», «Сименс и Гальске», «Всеобщая компания электричества», «Общество электроэнергии 1886 года» – ни один выстрел Хвостова не пролетел мимо «яблочка». – Мы включаем в квартире свет, мы покупаем билет в трамвае и даже не сознаем, что этими безобидными действиями мы невольно оплачиваем рабскую дань Германии… Народ прав, наши верхи предались сами и нас предали! – открыто возвестил Хвостов. – Но чтобы народ не устроил самосуда, правительство должно возглавить борьбу против германских хищников – капиталистов и банкиров… Почему, черт побери, акции «Общества 1886 года» не котируются на русской бирже? Почему эти акции всегда котировались на биржах Берлина? Электричество – будущая кровь нашей империи, и мы не позволим, чтобы рубильник великороссийских моторов включали в конторе «Дойчес Банка» рукою проклятого кровавого кайзера!

Хвостову удалось нащупать и самое больное место в артиллерии: электрофирмы выполняли заказы для фронта (дистанционные трубки и запальники для снарядов, которых как раз больше всего и не хватало!). Он понимал, что эта дерзкая речь заставит Царское Село обратить внимание на самого оратора, а поездки на «Виллу Родэ» отлакируют общую картину его правого патриотизма. Весь мокрый от пота, под грохот аплодисментов, Хвостов спустился с трибуны – дело сделано! Из гостевой ложи спустилась в вестибюль дворца нарядная, как кукла, Наталья Червинская (кажется, эта конотопская Клеопатра все-таки нашла своего Антония).

– Слушай, Лешка, – сказала она, – ты даже не представляешь, как тебя сейчас попрет… выше, выше. Ты у меня молодец.

Депутаты подходили к нему, пожимали руку:

– Великолепно! Проникновенно! Потрясающе!

– Это моя тема, – скромно отзывался Хвостов. – Довольно нам, русским, поклоняться Германии… морду в кровь расхлещем!

Червинская предложила ему встретиться вечером.

178