Нечистая сила - Страница 210

210

– Вот он и отравил, – сказала Сухомлинова.

– Да какая ему выгода с дохлых кошек?

– Ах, Григорий, как ты не понимаешь! Этот негодяй принес яд, чтобы подсыпать тебе. Но присутствие Белецкого помешало ему свершить гнусное злодейство, и тогда он решил отравить кошек, зная, какую глубокую сердечную рану это тебе нанесет…

Логично! Распутин с плачем звонил Вырубовой.

– Побирушка, гад, кисок сгубил. Ну, держись…

Ночью Побирушка был арестован… Белецким!

– По указу ея императорского величества, – объявил он, – вы, князь Андронников, ссылаетесь из Петрограда в Рязань.

– А за что? – обалдел тот, ничего не понимая…

Колеса закрутились – поехал! Таким образом, Побирушке на себе довелось испытать, что значит в чужом пиру похмелье. В семнадцатом году он дал чистосердечные показания. «Меня особенно возмущало, что меня приплели в эту историю, будто я отправил на тот свет распутинских кошек…» Подлаживаясь под характер революции, Побирушка уверял судей, что является всего-навсего «жертвой гнусного режима угнетения малых народностей» (он был гибрид от связи потомка кахетинских царей с курляндско-немецкой баронессой).

* * *

Хвостов, свирепея, спустился в подвалы обширной кухни МВД.

– Говорят, у вас кот недавно помер? – спросил министр.

– Кис-кис-кис, – позвал мальчишка-мясорез.

Хвостову предъявили кота – ершистого, желтоглазого.

– И давно он у вас на кухне?

– Почитай, с прошлой осени. Как приблудился, так и не выжить. А зовут его превосходительство – Ерофеич!

– Сволочь, – сказал Хвостов.

– Это верно. Стоит отвернуться, как обязательно печенку в окно сдует – и поминай как звали…

Хвостов повернул на выход из кухонь.

– Я не о коте – я об одном своем товарище!

6. Ахтунг – Штюрмер!

Питирим влезал в политику, как вор-домушник влезает в чужое жилище через чердачное окошко. Он явился на квартиру Родзянки.

– Почтеннейший старец Горемыкин, – сказал он, – протянет недолго. Я думаю, место его займет… Штюрмер.

– Тоже почтеннейший? – съязвил Родзянко.

В обществе упорно держались слухи, что Горемыкин, уже «набивший руку на закрывании Думы», желает нанести парламенту последний решающий удар. Этот вопрос – быть Думе или не быть? – волновал умы и союзных послов. «Надо было, – писал Родзянко, – придумать что-либо, чтобы рассеять эти слухи, поднять настроение в стране и успокоить общество. Необходимо было, как я считал, убедить государя посетить Думу…»

– Одного старца, – ворчал Родзянко, – заменяют другим. Горемыкин хоть был русский дворянин, а Штюрмер таскает такую фамилию, которая невольно оскорбляет слух каждого россиянина.

Питирим быстро сказал:

– Фамилия – ерунда! Штюрмера сделают Паниным.

– Опять нелепость. Саблер стал Десятовским, Ирман – Ирмановым, Гурлянд – Гурьевым… Кого хотят обмануть? А вы, – закончил Родзянко, – ставленник грязного Гришки Распутина и ведете нечистую игру… Я не желаю вас видеть. Уходите прочь, владыка!

* * *

Хвостов говорил: «Штюрмер пришел (к власти) с фирмой определенной и ясной. Мне хотелось, кроме фирмы, каких-либо доказательств принадлежности его к немецкой или иудейской партии… Прежде, говорят, он был вхож к немецкому послу!» Штюрмер создал в обществе легенду, будто его дед был австрийским комиссаром на острове Святой Елены во время пребывания там Наполеона; согласно второй легенде, которую он тоже поддерживал, его происхождение шло от канонизированной в православии Анны Кашинской, – ахинея, какую трудно придумать. Но в синагогах хорошо знали подлинную родословную Штюрмера… Образовался мощный толкач, подпиравший Штюрмера, чтобы он не падал: от Распутина до царицы, от сионистского кагала до православного Синода! Многим уже тогда было ясно, что Штюрмер станет только премьером, но управлять делами будет Манасевич-Мануйлов. Союзные посольства Антанты спешно собирали материалы о Штюрмере, заодно подшивались дела и на «русского Рокамболя». Впрочем, посольство Франции уже давно имело Ванечку в числе своих тайных осведомителей. Ванечка для Палеолога был даже интересен, как «странная смесь Панурга, Жиль Блаза, Казановы, Робера Макэра и Видока, а вообще – милейший человек!».

Сегодня заявился он – осанист и напомажен.

– Чего может ожидать страна со ставосьмидесятимиллионным населением от правления Штюрмера? – спросил его посол.

– Трудно сказать что-либо определенное, но Штюрмер мечтает воскресить славные времена Нессельроде и Горчакова.

– Этих имен, – отвечал Палеолог, – никогда нельзя объединять. Они как противоположные полюса. Нессельроде шел на поводу венского кабинета Меттерниха, а князь Горчаков, разрушив систему Нессельроде, подготовил Россию к союзу с Францией…

– Существует немало способов оставить глубокий след в истории, – невозмутимо высказал Ванечка. – Нужно ли говорить, как этого желаю я? Поверьте, Россия сейчас на правильном пути.

Конечно, во французском посольстве Манасевич умолчал о том, что Штюрмер – вор и жулик. Но жулик проснулся в нем самом, когда он, глянув на часы, стал прощаться с графом Палеологом.

– На всякий случай запомните – если вам что-либо понадобится, обращайтесь ко мне, а мне Штюрмер ни в чем не откажет…

Палеолог записал: «Долго не забуду выражение его глаз в эту минуту, его взгляда, увертливого и жестокого, циничного и хитрого. Я видел перед собой олицетворение всей мерзости охранного отделения». Палеолог попросил секретаря принести из архивов секретное досье на того же Ванечку. Там была отражена одна слишком интимная деталь его биографии: в 1905 году он – выкрест! – был одним из устроителей еврейских погромов в Киеве и Одессе…

210