Нечистая сила - Страница 260

260

* * *

С тех пор и повелось. По узенькой тропочке, пробитой в снегу, каждодневно императрица с Вырубовой ходили на склад строительных материалов, и солдаты-зенитчики, топая от холода промерзлыми валенками, не могли взять в толк, какого беса ради они ревут там, средь стропил и балок, между кирпичей и досок.

Но эти посещения распутинской могилы скоро пришлось оставить. Дело в том, что гарнизону зенитных батарей было бы грешно не использовать это укромное местечко в общечеловеческих целях. Не стыжусь сказать, что солдаты оценили могилу Распутина как замечательный отхожий уголок, где ты никого не видишь и тебя, грешного, никто не узрит… По-французски это звучало даже красиво: couverte d’ordures. Говоря же по-русски, солдаты обклали Распутина столь густо, что царица наконец вляпалась.

– Не ведают, что творят, – сказала она Вырубовой.

Ведали, еще как ведали! После революции это послужило веселой темой для множества газетных карикатур. «Радуйся любострастия причина, радуйся лжесвидетельства ревнителю, радуйся хулиганов покровителю, радуйся Григорий великий сквернотворче!» Родзянко при встрече с царем вновь завел речь о «темных нечистых силах», от которых следует избавиться.

– Да ведь теперь его больше нет, – сказал царь.

– Его нет, но общее направление сохранилось…

10. Распутин жив!

Побирушка настойчиво названивал Белецкому:

– Степан Петрович, зайдите ко мне… по делу!

Белецкий ссылался на острую нехватку времени, но князь Андронников был навязчив, как балаганный зазывала:

– Ну, только на минуточку! Есть нечто важное…

Белецкий навестил Побирушку в его пустынной квартире; здесь же был и Бадмаев в хорошем европейском костюме (ни слова не проронил, только улыбался); они сидели за круглым столом под розовым абажуром, мертвая тишина наполняла неуютные комнаты… Побирушка болтал разную ерунду, и было ясно, что никакого важного сообщения у него нет. «Зачем же он так настойчиво звал?..»

Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта.

Белецкий услышал там тихий шорох. Скрипнули сапоги.

На фоне двери стоял… Распутин.

Да, Григорий Ефимович Распутин, живой и теплый. Сомнений быть не могло. Борода, одежда, поза – все как у настоящего Гришки, и Белецкому стало жутко под его свирепым и темным взором, который из глубин соседней комнаты он обращал к нему. Побирушка при этом болтал по-прежнему, но искоса наблюдал за тем впечатлением, какое произвел на жандарма этот живой и невредимый Распутин, снова заскрипевший сапогами…

Белецкий понял, что где-то в романовском подполье уже заранее был запасен двойник Распутина, чтобы крутить распутинщину и дальше. Новый Распутин еще постоял напротив двери, потом кашлянул неловко и тихо удалился куда-то… Белецкий сказал:

– Спасибо за беседу. Мне надо трогаться.

– Вы разве ничего не заметили? – спросил Побирушка.

– А что я должен был заметить?

– Да нет, – смутился Побирушка, – это я так…

Бадмаев ласково улыбался масленой рожей.

История с дохлыми кошками казалась дивным сном невозвратного и сладкого былого, а теперь – не то. Совсем не то…

Скучно жить, черт побери, без Распутина!

«Где ты, Ефимыч?»

«Ау-у… здеся. А ты где?»

До самого февраля Распутин еще бродил по городу. И он исчез, когда столицу заполнила зовущая к оружию «Марсельеза».

11. Женщинам посвящается

Было очень холодно, на перекрестках полыхали костры. Толпы студентов и прапорщиков распевали «Марсельезу», а голодные в очередях кричали: «Хлеба!..» Если хочешь иметь хлеб, возьми ведро, пробей гвоздем в днище его дырки, насыпь горячих углей и с этим ведром ступай вечерком стоять в очереди. Ты, голубь, на ведро сядь, и снизу тебя, драгоценного, будет припекать. Так пройдет ночь, так наступит утро. Если хлеб подвезут, ты его получишь… «Хвосты» превращались в митинги. Изысканный нюх жандармов точно установил, что выкрики голодных женщин идейно смыкаются с призывами большевистских прокламаций. Костры горели, а громадные сугробы снега никем не убирались.

Родзянко с трудом умолил государя об аудиенции. Получил ее. Жена Родзянки, со слов мужа, описала царя: «Резкий, вызывающий тон, вид решительный, бодрый и злые, блестящие глаза…» Во время доклада председатель Думы был прерван возгласом:

– Нельзя ли короче? Меня ждут пить чай. А все, что следует мне знать, я уже давно знаю. Кстати, знаю лучше вас!

Родзянко с достоинством поклонился.

– Ваше величество, меня гнетет предчувствие, что эта аудиенция была моей последней аудиенцией перед вами…

Николай II ничего не ответил и отправился пить чай. Родзянко, оскорбленный, собирал свои бумаги. Доклад вышел скомканный. На листы его доношений капнула сердитая старческая слеза…

А рабочие-путиловцы с трудом добились аудиенции у Керенского. Они предупредили его, что Путиловский бастует и забастовка их может стать основой для потрясений страны. Потрясения будут грандиозны, ни с чем ранее не сравнимы… Керенский их не понял, а ведь они оказались пророками!

23 февраля работницы вышли из цехов, и заводы остановились. «На улицу! Верните мужей из окопов! Долой войну! Долой царя!» К женщинам примкнули и мужчины… Керенский выступал в Думе.

– Масса – стихия, разум ее затемнен желанием погрызть корку черного хлеба. Массой движет острая ненависть ко всему, что мешает ей насытиться… Пришло время бороться, дабы безумие голодных масс не погубило наше государство!

К рабочим колоннам присоединились студенты, офицерство, интеллигенция, мелкие чиновники. Городовых стали разоружать. Их били, и они стали бояться носить свою форму. Вечером 25 февраля, когда на улицах уже постреливали, ярко горели огни Александрийского театра: шла премьера лермонтовского «Маскарада». В последнем акте зловеще прозвучала панихида по Нине, отравленной Арбениным. Через всю сцену прошла белая согбенная фигура. Публика в театре не догадывалась, что призрак Нины, уходящей за кулисы, словно призрак смерти, предвещал конец всему.

260